Обещанная лав-стори.
Дэвид Шерлок: Когда мы познакомились с Грэмом, он по-прежнему предпочитал всему хлестать горькое пинтами. Только после Ибицы, куда приехал писать сценарий, он решил, что джин с тоником больше подходят на любой случай.
Я же приехал на Ибицу кое с кем встретиться, но там ничего не вышло - прошлогодние курортные романы, как правило, не имеют продолжений. Зато познакомился с Грэмом. По-моему, из всех мест, где я бывал, это было единственное, гдже никому нет дела, гей ты или нет. Я увидел Грэма на улице - он довольно заметной внешности. Это было 14 июля, в День взятия Бастилии. Из турлагеря валит народ, я уже хорошенько подзаправился и стою, оглядываю всех с головы до пят и желаю спокойной ночи на том языке, который мне кажется уместным. Вдруг за спиной слышу очень английский голос: "Добрый вечер". Это был Грэм. Я ему в ответ: "Добрый вечер". Я, в общем, соображал, что это запросто может оказаться съем; но в то же время передо мной стоял человек крайне гетеросексуальной внешности, очень уверенный в себе - блудливые педики, по крайней мере, в те дни, так не выглядели. И вел он себя как обычный "квадратный" человек. В зубах трубка, спрашивает: "Не желаете сходить в бар, выпить?" И вот уже после ужина и кувшина сангрии мы оказываемся в баре, в толпе французов, которые прыгают в бассейн в одних юбочках из банановых листьев - или из чего они там понаделали себе праздничных костюмов на этот их День Бастилии. Конечно, я потом всегда шутил, что раз мы с Грэмом сошлись в такой день, когда пала Бастилия, это как-то звучит. В общем, мы выпили в баре, я узнал, что он сценарист. Затем настал тот славный миг, когда Грэм как бы между прочим спросил: "А вы тут лагерем стоите? Можно вашу палатку посмотретьо? И я сказал: "Ну да, не вопрос".
К тому времени я уже знал, что он успел поучаствовать в "Докладе Фроста" - мне казалось, что это очень серьезно, - и знал Джона Клиза и работал с ним. Разумеется, Клиза я видел в "Докладе Фроста", но Грэма в действии ни разу не наблюдал. И вот мы заходим в палатку, как вдруг меня сметают с ног и захватывают в клинч. Я думаю: "О, так вот он к чему клонит", - я до тех самых пор не знал, что и думать, потому что в остальном он вел себя вполне корректно и гетеро. Потом он решил, что, пожалуй, тут и заночует - в крохотной такой палаточке, мне и одном в ней было тесно. У него ноги, должно быть, высовывались. Всю ночь напролет об нашу палатку спотыкались пьяные французы - цеплялись за все до единой растяжки, - но самое прекрасное случилось утром, ни свет ни заря, когда Грэму пришла пора отползать домой. Немецкая овчарка, которая лагерь охраняла, обнюхала его и поняла, что он чужой. И вот Грэм улепетывал по дороге, а за ним по пятам с лаем гонится огромная овчарка! Знакомство что надо, в общем.